Новый день в половине нашего дома, выходившей окнами на стену только что отстроенного физкультурно-оздоровительного комплекса, начался необычно. Вместо разговоров домочадцев о погоде и планах на день, в семьях бурно обсуждалась надпись на стене, кричащая своими размерами о какой-то дряни.
Всем видевшим её не составило большого труда догадаться, что эта самая дрянь, проживает именно в их доме. И она, эта дрянь, сейчас тоже, вместе со всеми, делает вид, что не понимает кому адресовано послание.
Если бы в это утро, среди жильцов дома, провели бы социологический опрос, то результаты были бы следующими:
100% опрошенных полагало бы, что «дрянь» непременно женского пола. Мужика бы по-другому обозвали.
100% опрошенных заявили бы, что речь идёт не о них, а о… И далее длинный перечень соседей по дому.
25% опрошенных удивились бы, что надпись именно на этой стене, так как у дряни окна выходят на другую сторону.
15% отметили бы, что писавший недостаточно резко выразился по поводу этой дряни. На самом деле, она заслуживает более резких эпитетов. Видимо у писавшего в баллончике краска кончилась.
К десяти утра, когда большинство трудоспособного населения дома отправилось на работу, во дворе начала собираться постоянная комиссия по этике и моральному облику жильцов нашего дома. Первой вышла Ангелина Николаевна, почётный пенсионер района, всю жизнь проработавшая в детском садике, на соседней улице.
Подошла к надписи, проверила её на прочность поковыряв пальцем. Надпись осталась.
— Так тебе и надо! — резюмировала Ангелина Николаевна свои изыскания в слух.
— Ты Женьку хаешь что ли? Из сто седьмой?
— Почему Женьку? Нет, конечно. Вавилову, из сто третьей. Она же у нас дрянь! Не знаешь, что ли?
Это была Елена Сергеевна, женщина авторитетная, двадцать лет «оттрубившая» старшей по дому.
— Да Женька это! А надпись её муж написал. Она его в субботу домой не пустила, потому как к ней хахаль заявился. Вот Мишка, муж ейный, надпись и прыснул из баллончика.
— Ты видела, что ли? — с сомнениями в голосе спросила Ангелина Николаевна.
— Чего там видеть. И так всё понятно! — отвечала Елена Сергеевна.
— Ну раз не видела, то и нечего утверждать. А я вот видела!
— Что видела? — удивилась собеседница.
— А то. Людка это, Вавилова. Обиделась, что на место во дворе, которое она своим считает, мужики запросто свои машины ставят. Вот она гвоздиком в воскресенье по всем машинам прошлась. Все стоят поцарапанные, кроме её Тойоты. Вот мужики и написали.
— Чего писать-то. Они ей это в лицо говорят, — засомневалась Елена Сергеевна. — Да и что ты сама-то видела?
— Видела, как мужики на её место машины ставят. А написали, чтобы помнила! — утвердительно заявила Алевтина Николаевна и махнула рукой, словно знак восклицательный поставила.
— Арбузову обсуждаете? Дрянь она редкостная, прав писака! Это же надо, на копейки, кровно заработанные, позариться!
К комиссии по этике подошла третий её постоянный представитель, Марина Львовна, до недавнего времени производившая уборку во всех подъездах дома. А поэтому самая просвещённая в вопросах кто живёт в доме и за чьей дверью и по какому поводу скандалы.
— Причём тут Арбузова? — чуть ли не хором спросили подошедшие к надписи первыми.
— Как же? Не знаете ещё?
Дамы покачали головами, подтверждая отсутствие у них необходимой информации.
— Светка Арбузова, под личиной помощницы малоимущим и пенсионерам, собрала деньги на гречу. Она её мешками прямо с колхоза таскает. Собрала по тридцать за кило. Сама же купила по девятнадцать. Стало быть, с каждого неимущего по одиннадцать рублей поимела.
— С меня получается, сто одиннадцать, — подсчитала Елена Сергеевна.
Алевтина Николаевна в ответ на вопросительные взгляды решила разъяснить свою ситуацию.
— Да не ест у меня её никто. Мы рис любим и макароны. Не заказывала я.
В этот самый момент к беседующим подошёл местный участковый, лейтенант Назаренко, по «заспинному» прозвищу — «Протокоша». Такое прозвище появилось у него от чрезмерной любви к составлению протоколов по любому поводу и без такового. Хлебом его не корми, а пять-шесть протоколов в день, составить надо. Говорят, иначе спит плохо.
— Чего обсуждаем, бабушки? — поприветствовал собравшихся участковый и приступил к выемке из своей папки очередного бланка протокола.
— Да, вот! — опередила подруг Марина Львовна, — Арбузову обсуждаем! — и показала на надпись на стене.
— А причём тут Арбузова? — удивился участковый.
Мария Львовна вкратце повторила историю про гречку.
— Надпись сделал Валерка Котов! — заявил участковый, приступая на руках, используя папку, заполнять протокол.
Валерку Котова знали все. Хотя и звали его Валеркой, на самом деле мужчине было под тридцать. Он считался самым известным в районе борцом с коррупцией, разгильдяйством и нарушениями в сфере экологии. Говорили, что у него даже движение своё есть, где-то в интернете. Данный факт озадачил комиссию по этике.
— Не такой он человек, — покачала головой Алевтина Николаевна. — Не мог он. У него и в семье всё в порядке.
— Да и живёт он в соседнем доме, — согласилась с ней Елена Сергеевна.
— Это, — участковый показал рукой на надпись, — касается построенного комплекса. Валерка, на каждой из четырех стен такое написал. У вас ещё ничего, на других стенах похлеще. У него тут краска в баллончике кончилась. Говорит, что построили его из г…вна и картона, причём радиоактивного.
— Это точно? — женщины не могли поверить своим ушам.
— Точнее некуда. Он на всех камерах засветился. Причём не прятался совсем. Сейчас в отделении показания даёт. Так что там про Арбузову?
Женщины, собравшиеся уже пойти по своим делам, со вздохами остановились, предчувствуя, что «Протокоша» так просто не отстанет. Только Алевтина Николаевна не остановилась, а наоборот ускорилась.
— Алевтина Николаевна, — позвал её участковый, одновременно приглашая рукой присоединиться к беседе и составлению документа.
— Да не ест у меня её никто. Мы рис любим и макароны, — отмахнулась женщина и скрылась в своём подъезде.
