Семён стоял в коридоре, потупив взгляд. Он очень боялся показывать отцу свою девушку, предвидя его реакцию. Сначала, было всё нормально. Чаепитие из фамильного фарфора, улыбки, шуточки. Но как только за Машей закрылась дверь, в квартире Дягелевых наступила зима. Холодная, пробирающая до костей, стучащая зубами и стреляющая по сторонам ледяными взглядами.
— Как он мог? — закричал отец, когда за сыном и его девушкой закрылась дверь. — Что сказал бы его прапрадед? Да он бы со стыда сгорел! Ему пришлось бы покинуть Курскую губернию и прятаться в Сибири. Это же позор! Ты чего молчишь? А? Чего молчишь, я тебя спрашиваю? — накинулся отец на свою жену, молча моющую посуду.
— А чего говорить-то? Ты всё равно никого не слушаешь!
— Так ты ему потакать? Так вот откуда эти набеги восточных народов? Это значит ты ему про любовь наплела? Про чувства первые, про равенство всеобщее? Не думал я, что такую мину мне подложите. Мы — Дягилевы, за сотни лет никогда…! — отец Семёна, Павел Львович, схватился за сердце и присел на табурет.
— Что с тобой, Паша? — супруга кинулась к нему и присела рядом с ним на пол, — может таблетку?
— Изгнать!
— Не поняла. Чего сделать?
— Изгнать из нашего дома его восточную подружку! Только тогда у меня сердце отпустит. Дай слово, что будешь не моей стороне! Я — Дягилев, и я не позволю…
— Дягелев ты, конечно, Дягилев, — супруга встала с колен и вернулась к мытью посуды, — только семь лет в коммунистической партии состоял. Что по этому поводу сказал бы твой прадед?
— Я… Я! Да как ты можешь? Кто ты такая, чтобы винить меня? Ты что ли не знаешь, какие времена были? Да! Да, я состоял в партии и был не последним человеком в ней. Но я, приспосабливался! Я выживал! Я ни на секунду не забывал, что мы — Дягелевы и настанет время, когда…
— Ты вот, про губернию Курскую, что ни день, поминаешь, — прервала его супруга, воспользовавшись взятой мужем передышкой, — а сам ни разу на Курской земле не был. Ты хотя бы знаешь, где предки твои похоронены?
— А ты меня не стыди! Я съезжу! Обязательно съезжу. Я, видишь ли, человек занятой. И мне всего пятьдесят пять. Так что время у меня есть. Нам, Дягелевым, знаешь ли, не престало оправдываться… — Павел Львович осёкся и замолчал.
— Ну, продолжай. Перед кем? — жена закончила мыть посуду и теперь стояла у плиты вытирая руки полотенцем, — перед лавочниками? Да? Опять меня родословной попрекать будешь? А чего ж ты замуж меня взял? За кровь свою не побоялся!
— Уж теперь и не знаю, — пришёл в себя Павел Львович, — твои купеческие гены в Семёна попали что ли? Ума не приложу!
— Ты ещё скажи, что не знаешь, как они к нему попали!
— Ну ты уж совсем из меня монстра не делай!
— Тихо! Семён возвращается!
— Да какой тихо! Я сейчас ему дам!
— Никаких восточных кровей! Даже не думай.
Семён продолжал стоять опустив голову и смотря в пол.
— Дай мне слово, сын! — понизил громкость свей речи Павел Львович.
— Не могу, — ответил тихо Семён.
— Не можешь? Почему? — удивился отец, не привыкший к отказам в своих просьбах к домочадцам.
— Я уже дал слово!
— Какое? Кому?
— Маше. Я дал слово Маше, что женюсь на ней и мы… — парень запнулся.
— И вы что? Кровосмешались? — еле выговорил ненавистное и только что придуманное им слово, Павел Львович.
— Мы подали заявление в ЗАГС.
— Забери! Немедленно забери!
— Ты хочешь, чтобы я обманул Машу? — парень поднял голову и посмотрел на отца. — Я думал, что мы — Дягелевы, никогда не…
— Они обманывали нас тысячу лет! — прервал его отец. — Ничего страшного, если обмануть и их один раз. Забери!
— Ну, хорошо, — сказал Семён и сделав глубокий вдох, вероятно для храбрости, достал из сумки несколько бумаг и протянул отцу. — Держи.
— Что это? — предчувствуя неладное, Павел Львович поморщился и боязливо протянул руку к листкам, — что в них?
— Моя родословная. Точнее, наша родословная. Хотя мы и Дягелевы, но никакого отношения к дворянам Курской губернии не имеем. Наш род произошёл из Астраханской губернии. Крестьяне мы! Крестьяне!
— Как крестьяне? — Павел Львович схватился за грудь в области сердца и стал её потирать. — Откуда? Откуда это известно?
— Там всё написано, — Семён указал на бумаги.
— Это невозможно! Это ошибка какая-то! Надо всё проверить!
— Проверяй, — кивнул ему Семён.
Павел Львович вбежал в зал, взял со стола очки и уселся в кресло.
— Крестьяне? — шёпотом спросила мать у Семёна, улыбаясь.
— Крестьяне, мам. Самые настоящие! — Семён обнял мать. — Как тебе Маша?
-Очень хорошая. Ты — молодец. Не упусти её.
— Кстати, ради интереса. Она из семьи купцов.
— Значит нас, купцов, теперь в два раза больше будет. Только ты пока крестьянам не говори, — мать махнула рукой в сторону зала, где над бумагами работал Павел Львович.
Прошло три года.
Семён и Мария сыграли свадьбу, на которой были все, кроме Павла Львовича. А ещё они родили дочку, которую из роддома встречали все, кроме Павла Львовича. На двухлетие маленькой Веры, мать Семёна была у них в гостях.
— Как там отец, мам? — спросил Семён.
— Да всё так же сынок, всё так же. Третий год пытается найти пересечение своего крестьянского рода с дворянским. Нам, купцам, сейчас очень с ним тяжело.
Свидетельство о публикации №220081400465
