Очередная командировка и очередные шестнадцать часов под стук колёс. Со мной в купе трое. Все мы, абсолютно разные. С разными взглядами, судьбами и жизненным багажом. Кому-то, его багаж, позволяет двигаться легко, а кого-то притягивает к земле, заставляя ползти. Познакомились.
Марина.
Ей шестьдесят два. Почти всё время руки сплетены в замок и покоятся на груди. Каждому шороху в купе, и постоянно меняющейся картинке за окном, предпочитает давать оценку и высказывать своё особое мнение, не особо заботясь, что сказанное ею, никого не интересует. Так что поступает она так скорее для себя, для своего спокойствия. Выражается коротко, ясно и не всегда облачает свои выражения в удобные для чужих ушей.
— Что ж поле не убрали? Бездельники! Ставь ногу, твой этаж — второй! Дверь на замок закрой, не в трамвае едем! Это разве чай? Веник заварили! Куда президент смотрит? Разграбили Россию!
— У вас, Марина Михайловна, на всё своё оформленное мнение есть. Вы, наверное, из директоров или по партийной линии? Неужто никогда сомневаться не приходилось? — не выдерживаю я.
Смеется. Беззвучно.
— Как же не приходилось? Было такое. Я ведь три раза замуж выходила. И каждый раз за одного и того же человека.
Все пассажиры купе мигом «оживились» и предпочли оторваться от своих дел. Такое не каждый день услышишь.
Окинув взглядом своих попутчиков с заинтересованными лицами, продолжает.
— Мне девятнадцать было, когда я его первый раз увидела. Помню, чуть не описалась от радости, как та собачонка. Прыгаю на месте, как дурочка и руками трясу. Сразу решила, что он мой будет. Красивым был, зараза, аж блестел на солнце. Только из армии вернулся, свободный и голодный. Ну я его в оборот и взяла.
Всем девкам, виды на него имевшим, хвоста накрутила. Поженились мы быстро, связи были.
Неделю прожили как люди, а потом, я его с подругой застала. Обида меня взяла, не простила, развелись.
Я из села в город подалась. Не могла смотреть, как он каждой юбке своим «пистолетом» угрожает. На завод устроилась, квартиру получила. Вечерами на заочном, образование получала. Так десяток лет пролетел. В двадцать девять встретила его на выставке достижений народного хозяйства.
Встала, как дура напротив него, воздух ртом хватаю, а у самой внизу живота, ну в самом его низу, уже всё к встрече готово. Он ни слова не сказал. Тоже, видать, готов был. Схватил меня за руку и в кусты. Мы пока до дома моего дошли, три раза по кустам кошек пугали, стерпеть не могли. Так что, домой придя уставшими, спать легли.
Утром он меня в ЗАГС отвёл, а я не сопротивлялась. Нагулялся, думаю. Чтоб не попробовать? Люблю ж его, кобеля до сих пор.
Год прожили, как люди. Я его с соседкой застала. Захожу в подъезд, а он к ней свой пистолет прикручивает. Ну я, глянула на него, без слов. Он тоже ничего не сказал. Даже вещи не забрал, в село вернулся.
А в пятьдесят два, я ему сама позвонила. Он, как люди говорили, остепенился, «пистолет» его осечки давать начал. Купила карты таро, разложила, а там вся картина моей жизни. И старость счастливая, с ним, моим Сашкой. Я его сама в ЗАГС отвела. И поняла, что я с ним свою старость провести хочу. Теперь счастлива.
Гена.
Геннадию Ивановичу, шестьдесят девять. Угрюмый, постоянно глубоко и тяжело вздыхающий мужчина, вошедший в купе с небольшим пластиковым пакетом вещей.
— Монета у меня была. Двадцать копеек пятидесятого года. Отец подарил. Год моего рождения. Наказ дал, хранить её и все решения свои с ней сверять. Я так и делал. Как сомнения одолевали, подбрасывал монетку. Орел выпадет — отказ, стало быть. Решка — добро и согласие. Так по жизни и вела меня монетка. И об отце память и подсказчица хорошая.
И вот, лет пять назад, потерял я монетку. Полез в карман за телефоном, на рыбалке, она и прыгнула в воду. Весь день искал её, не нашёл. Видно, в ил ушла. Вот тогда мои проблемы и начались. Надо бы решение принять, а подсказать некому.
Женился я короче, на старость лет. Показалось, что женщина хорошая, хотя слухи всякие про неё ходили. Сошлись хозяйством. Дом мой продали, я к ней переехал. Тут проблемы и начались. Ни денег у меня, ни дома теперь. На улицу выгнала, да ещё родню свою в погонах на меня спустила. Житья сосем в селе ни стало мне. Вот теперь к дочери еду, жить к ней проситься.
Он опять глубоко вздохнул и пустил скупую слезу.
— Не знаю даже, стоит ли? Их пятеро в двухкомнатной. Погадали б мне, Марина Михайловна, на картах своих! Ехать мне к дочери?
— Я тебе так скажу, — важно отвечает Марина. — Ты уже едешь! А потом, она дочь твоя! Кровиночка родная. А значит вопросов никаких возникать не должно. Ехать конечно! Я тебе и без карт скажу.
— Ну, а мне, погадаете? — вступает в разговор молодая девушка, четвёртый пассажир нашего купе.
Валерия.
Худенькая, хрупкого вида девушка, с большими глазами, которые кажутся заплаканными.
Марина Михайловна, отдав ей команду расчистить стол, полезла в сумочку и вытащила на свет колоду карт.
— Карты руками не трогать! Всех касается! — она строго посмотрела на каждого, стараясь выявить возможного бунтаря, который непременно стащит какого-нибудь короля пик. — Сейчас разложу вас по своим полочкам!
Раскинув карты на столе, Марина Михайловна, уставилась на меня сделав удивлённое лицо.
— А ты, человек то — случайный!
— Почему случайный? — не понял я. — Очень даже долгожданный. Родители рады были.
— Я не об этом, — махнула рукой Марина. — Тебя тут не должно было быть. В купе, — уточнила она. — Тут должна была ехать дева с младенцем!
Я был и ошарашен, и удивлён одновременно. Я действительно поменял своё место в СВ на место в купе, по просьбе одной пожилой женщины, желавшей ехать вместе с мужем, моим предполагавшимся соседом. Но она, как дева, была не молода и младенца у неё не было.
— Это я — дева с младенцем, — улыбнулась Валерия погладив живот. — Четвёртый месяц.
Как ей удавалось прятать будущего ребенка под футболкой, не понятно. Никто из нас не заподозрил в ней скорую, будущую мать.
— Ясно, — согласно кивнула Марина. — Женщина 55 лет. Должна была ехать на твоём месте! — смотрит на меня.
Жуткое чувство, когда видишь перед собой оракула. Вдруг скажет чего-нибудь не то что ждёшь и мучайся потом всю жизнь.
— Так что со мной? — девушка попыталась переключить на себя Марину.
Та, брала со стола по одной карте и снова, положив их на стол, накрывала другими картами, из колоды.
— Всё правильно ты сделала, не переживай. Всё наладится, и он позвонит. Рыжий? — спросила Марина девушку, углубляясь в только им одним известную тему разговора.
Валерия кивнула.
— Позвонит! Приедет и вообще, три раза мамой будешь!
Девушка, улыбнувшись замахала руками, а мы с Геннадием выразили своё положительное отношение к данному факту.
— А тебе скажу, — Марина снова взглянула на меня.
— Не надо, — я заградительно выставил ладони. — У меня нет необходимости.
— Я знаю, — согласилась со мной Марина. — Да там, — она кивнула на карты, — всё нормально. Так что пиши себе!
