Старенький телефон издал пронзительный и порядком подзабытый звонок. Ирина Степановна, столько раз порывавшаяся выбросить этот допотопный аппарат, оставленный мужем «на всякий случай», от неожиданности вздрогнула. Ничего хорошего от звонка по стационарному номеру телефона ждать не приходилось.
«Или продают что-то, или ошиблись номером, или пригласят на похороны, одно из трёх», — рассуждала она, тяжело вставая с кресла и держась руками за больные коленки. Наконец ей удалось прервать противный звонок. В трубке что-то трещало и вообще ей показалось, что она слышит стук колёс поезда.
— Ира! Ириша! — голос в трубке был такой же, трещащий. Однако, он показался ей знакомым.
— Кто это? — спросила Ирина Степановна, которой было трудно стоять на больных ногах, но желание положить трубку и вернуться в кресло пока что нейтрализовалось возникшим любопытством.
— Ира! Это я, Юра! Ты слышишь меня?
— Юра? Ты? Где ты? — Ирина Степановна, убедившись в том, что голос и вправду ей знаком и принадлежит не чужому для неё человеку, заметно волновалась. Юра, Юра Сорокин, её первая любовь, её первый мужчина за которого она чуть было не вышла замуж и которого она не видела больше тридцати лет, всё ещё помнит номер её телефона.
— Я далеко, Ир. Очень далеко. Прости, у меня совсем мало времени. Я только хотел сказать, что приеду в августе, пятнадцатого. Я уже и гостиницу забронировал. Так что повидаемся, слышишь меня? Тут ужасная связь!
— Я слышу, Юр, слышу. Приезжай, повидаемся.
— Помнишь, как мы катались по набережной в карете?
— Помню, Юр. Они так и катаются, приезжай.
— Я приеду. Жди.
В трубке раздались противные короткие гудки.
Ирина Степановна положила трубку и тяжело передвигая ногами, добралась до кресла. Откинувшись на его спинку, она, закрыв глаза, предалась воспоминаниям.
Юрка был хорошим. Немного безответственным, но в целом, хорошим. Она любила его и собиралась за него замуж. Однако Юрка умудрился завербоваться в какую-то специальную службу и не доучившись один год на кафедре иностранных языков, исчез.
Ей досталась маленькая записочка с извинениями и обещанием вернуться, и более похожие на правду рассуждения матери Юры, что лучше его забыть.
— Нелегал он. Я думаю, в Африку поехал. Он даже мне не сказал. Утром позвонили и через час за ним машина заехала. Вот так… — всегда мужественная Зинаида Витальевна, мать Юры, проронила скупую слезу. — Ты, Ирочка, свою жизнь сама строй. Не нужно тебе быть женой Штирлица.
Она ждала его год. И ждала бы дальше, если бы он хотя бы раз позвонил. А сейчас… Да что сейчас?! Тридцать лет прошло. Жизнь можно сказать почти прожита.
Она снова встала и потихоньку направилась в кухню. Проходя мимо зеркала в коридоре, Ирина Степановна остановилась и посмотрела на себя.
— Что же ты увидишь, Юра? — она принялась трогать своё лицо, оттягивая кожу на щеках, разглаживая морщины под глазами. — Пятьдесят пять. Нависшие на глаза веки, пробивающаяся тут и там седина, два подбородка… Хотя… Кого я обманываю, три подбородка. Восемьдесят пять килограмм при росте сто шестьдесят, спрятанная навечно талия и больные ноги. Хотя… Август, говоришь? — Ирина Степановна передвинула окошечко на бумажном календаре висящим у зеркала. «21 февраля».
Этим же вечером, Ирина Степановна удивила мужа, не притронувшись к своей порции любимого ею клубничного мороженого.
— И печенье убери. А лучше съешь и больше не покупай. А ты вообще знаешь, что макароны и мясо — не сочетаемые продукты.
— Что случилось, Ир? Ты плохо себя чувствуешь? — насторожился супруг, который за всю свою жизнь так и не смог преодолеть планку в семьдесят килограмм, сколько не пытался есть на ночь макароны с майонезом.
— То-то и оно. Почти совсем ничего не чувствую. Раньше всё болело, теперь всё немеет, и я просто ничего не чувствую! — Ирина Степановна встала с кресла, и кряхтя сделала пять наклонов вперёд пытаясь кончиками пальцев коснуться ворса ковра. — Слушай, Борь. Если я присесть попытаюсь и у меня не получится, поднять меня сможешь?
В этот вечер, Ирина Степановна ещё не раз совершала наклоны. Ворса ковра почувствовать не удалось, зато появились новые ощущения в спине. В основном, болезненные.
Её супруг, Борис Владимирович, стараясь быть незаметным, несколько раз вскакивал с дивана и готовился ловить жену, на ходу просчитывая траекторию её падения. К чести Ирины Степановны, она устояла на ногах и в это вечер и в последующие за ним.
Как-то потихоньку, без пламенных речей и клятвенных обещаний, Ирина Степановна взяла штурмом ближайший к дому бассейн и стала в нём завсегдатаем. Она помогала открывать бассейн по утрам и закрывать вечером. Забросив практически все домашние дела, Ирина Степановна с удивлением наблюдала, как её супруг по субботам хватался за пылесос, а всё свободное время читал поварские книги и экспериментировал с продуктами.
Вслед за уходящим весом, у Ирины Степановны появились новые привычки. По выходным она много гуляла вдоль набережной, радуясь отсутствию боли в коленях. Вместе с улучшением общего состояния здоровья, к Ирине Степановне пришла муза. Она стала сочинять стихи, и первые четверостишья были посвящены влюблённым парам, катающимся по набережной в каретах.
На свой день рождения, в июне, Ирина Степановна попросила супруга о подарке.
— Чуть-чуть подтяну. Вот тут и вот тут, — Ирина Степановна последовательно показала пальчиком на подбородок и уголки глаз.
Муж с удовольствием оплатил подарок и лично встретил обновлённую супругу при выписке из клиники.
— Я тебе так благодарна! — обняла его Ирина Степановна. — Ты тащишь семью на своих плечах, а я занимаюсь только собой.
— Я не против. Мне нравится результат, — ответил Борис обнимаю супругу. — У меня — новая жена. И она в два раза меньше прежней!
Ирине Петровне стало стыдно. Впервые с того момента, когда она совершила первые пять наклонов.
— Борь. Мне надо тебе что-то сказать., — выпутываясь из объятий супруга, сказала Ирина Степановна.
— Мне тоже, — ответил Борис.
— Нет. Погоди, — она поймала его руки в свои. — Всё это время я занималась собой, потому что…
— Ничего не говори. Я всё знаю.
— Не поняла. Что ты знаешь?
— Я знаю, что тебе звонил Юра и обещал приехать в августе.
— Знаешь? — от неожиданности, у Ирины Степановны заколотилось сердце. — Откуда?
— Это я звонил. Не было никакого Юры. Я использовал твои воспоминания о юности с целью поднять тебя с кресла, чтобы ты занялась своим здоровьем. Прости. Но ты не реагировала на мои просьбы. Я использовал все шансы.
По лицу женщины быстро покатились слёзы. Беззвучная россыпи капелек долетали до подбородка и впитывались в торчащий из-под косынки бинт.
— Ты меня простишь? Я очень тебя люблю, — Борис снова обнял её.
— И я очень тебя люблю. Покатаешь меня на карете?
